С раннего утра школа кишела вооружёнными шестиклассниками.
Проскакивая под украсившим вход лозунгом «Прощай, оружие!» – и ниже: «Международный день игрушечного разоружения», они неслись по коридору в свой класс, не забывая на бегу похвастать:
– Принёс?
– Ага, во!
– А у меня во!
– Сказали, кто не принесёт, тому родителей в школу и в дневник напишут…
– Не жалко?!
– Мамка говорит, ну и правильно. А папка после вчерашнего не отошёл…
Не будем про математику на украинском языке, это вопрос больной и нерешаемый — поговорим о литературе. Нам всем, не помню, в каком классе, задавали читать классическое произведение украинской литературы «Кайдашева семья» Нечуя-Левицкого, и не в качестве дополнительного чтения, а строго по программе. Это должен был знать каждый. Я вкратце перескажу сюжет этой повести для тех, кто не читал.
Живёт простая украинская семья: отец пьяница, мать скандалистка. У них два сына.
Старший сын женится; свекровь терроризирует невестку. Невестка прячет в сундук пряжу, свекровь, увидев это, набрасывается на неё. В драку за моток пряжи вступает свёкр и старший сын; сын ударяет отца.
Я сейчас дружу с одной девушкой, в трезвом виде она почти неприступна. У неё муж, дети, домашние животные в ассортименте. Всё невероятно запутано. Аппендицит, опять же. Но однажды опоил её, и до утра шептал в ухо непристойности, вплоть до Мандельштама. Последнего она мне потом простила. Отличная девушка, глаза Анжелины Джоли, фигура Скарлет Йохансон.
И у неё большой такой плюс, она не знает, что я блоггер.
Так вот.
Её подруга потом спросила, были ли у нас Отношения.
Девушка ответила «Почти нет».
А по–моему, «Почти да».
Просто девушке кажется, она почти устояла.
А я уверен, что почти победил. Чувствуете разницу?
Я – почти нет. А вы, видимо, почти да.
Иван увлекся магией с детства. Наверное, все в детстве хотели себе суперсилу. Многие мечтают стать рок-звездами, но не все заходят дальше “Батарейки” под гитару. Многие мечтают стать космонавтами или футболистами, но лишь некоторые ставят цель и меняют пиво с пацанами и вечера за видеоиграми на ежедневные пробежки. Вот Иван увлекся по-настоящему. Искал книги, пробовал всякие ритуалы. Поступил на культуролога, окончил с отличием, в рамках дипломной работы изучал ритуалы и верования русской глубинки.
Не оставляя практических попыток.
И некоторые из них увенчались успехом.
Ивана интересовало исполнение желаний. Проклятия, привороты, заговоры — это всё частные случаи. Спиритизм, гадание — у всего этого одна цель. Люди хотят знать свое будущее не для того, чтобы покориться судьбе. Они хотят знать, сбудутся ли их мечты, планы, надежды. И разговоры с демонами или мертвыми знаменитостями — они всегда в итоге сводятся к сокровенным желаниям вопрошающего. В общем, Иван отбросил промежуточные звенья и сосредоточился на сверхъестественных сделках. Навроде той, что я попросил вас заключить в предисловии.
Этот рассказ был написан для конкурса «СССР-2061», но там странная премодерация, когда почти все конкурсные работы заворачивают без объяснения причин, поэтому он туда не попал. А вот в канун Нового Года опубликовать его будет вполне актуально…
Предисловие автора
Она всегда приходила с дождём. Проскальзывала вместе с неизменным лысым охранником через боковые мембраны и растворялась в толпе. Позже Хиро находил ее красный плащ возле стойки, иногда на балконе и никогда в VIP-зоне. Возможно, дело было в ностальгии или особом настроении. А может, расписание для неё составлялось с учетом погоды. В июле или августе она могла пропасть надолго, зато в октябре появлялась через день. На нынешней неделе она пришла во второй раз.
О том, что Совет директоров делает с их ногами, руками и другими частями тела, Пи впервые задумался лет в 10, когда увидел в плетущемся по воздушной магистрали древнем дирижабле очередного “обрубка”. Производивший жалкое впечатление мужчина с легким шуршанием продвигался по проходу между креслами с протертой обивкой. Коляской он управлял с помощью двух пальцев и реагировавшего на глаз сенсора.
Когда “обрубок” отвел взгляд от сенсора, притормозил и безразлично пробежался единственным окуляром по остальным пассажирам, Пи он скорее напомнил не человека, а животное в зоопарке или одного из примитивных андроидов-контролеров. До этого момента ампутация казалась ему рекламным ходом или судьбой опустившихся подонков, не достойных лучшей участи. Тем, что творилось вокруг, но не имело к нему отношения и не вызывало ни малейшего интереса.
Ночью все кошки серы, а каждый силуэт – враг. Особенно столбы. Это днем они неподвижно стоят вдоль дороги. А ночью они все, сука, идут на тебя в атаку. Трезвым разумом ты понимаешь, что это все тот же столб. Ибо ещё днем ты определил его как ориентир дистанции и направления. Но ночью какой-то пещерный инстинкт шепчет тебе: «Это враг!». Враг, который идет тебя убить. И ведь идет! Идет этот паршивый столб, хотя ты только что на него смотрел и твердо знаешь, он на том же месте! Но пещерный человек внутри тебя растет, растет потихоньку и занимает в твоей голове уже большую часть. И опять возникает желание прильнуть к ночному прицелу, в надежде увидеть силуэт врага. Твердо зная при этом, что увидишь опять столб. Увидишь столб, чертыхнешься, осмотришь свой сектор и, убрав глаз от прицела, опять ослепнешь. На целых десять минут минимум! Ну, а раз ты засветил один глаз, то и другой тоже станет слепым. И будешь ты опять моргать глазами, беспомощно рассматривая размытое «нечто». Вместо того, чтоб спокойно смотреть на ночной пейзаж под луной.
Поэтому Зерг боролся со своим пещерным предком в голове до последнего. Лежал на краю оврага, смотрел за дорогой и боролся. Боролся зная, что все равно проиграет. И убедив себя, что в принципе, и так настала пора осмотреть свой сектор, поднял автомат и прильнул к ночнику. Чуть повел головой вперед, раздвигая лепестки насадки «Кошачий глаз». Зелено-черное изображение в очередной раз показало, что столб так и остался столбом. Неподвижным. На том же самом месте, где и был. Столб был столбом, а «Зерг» был психическим неврастеником.
«Может таблетки какие сожрать уже от излишней тревожности?» — пронеслось в голове Зерга и, вздохнув, он повел прицелом влево, осматривая свой сектор.
Вел не спеша, рассматривая силуэты кустов, деревьев. Сравнивая их формы с теми, что остались в памяти с прошлого осмотра. Изменились или те же? Довел до левого края, замер и закрыл глаза. Еще раз, про себя, вспоминал, что увидел. И слушал свою внутреннюю «чуйку». «Чуйка» молчала. Спокойно набрав полную грудь воздуха и неспеша выдохнув, Зерг открыл глаза и повел прицел вправо. Осматривая свой сектор в другом направлении. Довел до столба, повел дальше. Смотрел, вспоминал, сравнивал. Дошел до края сектора, закрыл глаза и вдруг почувствовал, что «чуйка» не просто говорила с ним. Она орала! Что-то было на самом правом краю зеленого экрана ночника. Что-то, чего быть не должно.
Зерг открыл глаза, повел автоматом правее и замер. Его внутренний пещерный человек вздыбился, как будто увидел стаю саблезубых тигров. Вздыбился всеми волосами тела. И даже волосы на шкуре мамонта, наброшенная на плечи предка, тоже вздыбились. В голове Зерга за секунду пронеслись образы всех виданых боевиков, фантастических и не очень, и накрыли его волной жара. Тело мгновенно ответило на увиденное впрыском в кровь ударной дозы гормонов. Превратив человека в бойцовского пса, готового растерзать в клочки опасность. Лишь бы больше «это» его не пугало. Только тренированное сознание, держало в узде эту первобытную реакцию на страх. Вдох-выдох. Закрыть глаза. Вдох-выдох, открыть глаза. Не исчезло. Сместилось левее. Но разум все еще отказывался верить глазам, а внутри груди сидел холодок.
Медленно отодвинув голову от насадки прицела, дав его лепесткам закрыться, чтоб не осветило лицо экраном ночника, Зерг медленно приник к земле. Перевел дух и тихо прополз к «Мангусту», спящему на два метра правее.
Когда Михаил Афанасьевич Булгаков писал роман о Мастере, едва ли он предполагал, что создает самое значимое произведение русской литературы ХХ века.
Помилуйте… Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
– Отведите меня к нему.
– Простите, но вы не являетесь его родственником, – доктор скрестил руки на груди, видимо, не собираясь даже слушать аргументы этого мужчины, – посещение больных строго регламентировано. Посторонние люди не допускаются к ним. Особенно к… кхм… к таким тяжелым.
Мужчина подошел к столу и опершись на него кулаками, склонился над врачом.
– Отведите. Меня. К нему, – по словам произнес он, глядя прямо в глаза доктора.
Видимо, почувствовав какую-то внутреннюю силу этого человека, врач беспокойно заерзал на стуле и отвел взгляд в сторону.
– Я не могу… Дело в том, что...
– Вам нужны деньги? – мужчина сунул руку во внутренний карман пиджака и извлёк из него небольшой портмоне.
Доктор еще сильнее заерзал, но возражать не стал, решив посмотреть, чем это закончится.
Воин сидел на камне и задумчиво осматривал рукоять своего меча. Свое оружие он знал наизусть. Каждую выщербину на лезвии, каждую вмятину на гарде и рукояти. Этот меч он получил в подарок от своего учителя на день своего совершеннолетия. Это было около десяти лет назад, но с тех пор они не расставались. Меч стал продолжением его тела, его составной частью. В выдававшуюся минуту отдыха он доставал его из ножен, аккуратно и нежно проводил пальцем по холодной стали, затем доставал специальную бархатную тряпицу и принимался полировать лезвие. Но сейчас было не до отдыха. Уже второй день он пробирался к логову, каждую секунду ожидая удара в лоб или спину.
Генерал МакКормик курил и тоскливо смотрел на Русский Вал — насыпь высотой в несколько десятков метров, нагло вывалившуюся на территорию независимой Литвы.
— Чертовы русские, вечно что-нибудь придумают. — рядом так же тоскливо ежился на балтийском ветру какой-то высокий чин из местной власти. МакКормик не помнил непроизносимые имена прибалтов, да и, честно говоря, были они чем-то неуловимо похожи друг на друга. Все они на одно лицо — зло подумал генерал, выбросил окурок в мутную от колес бронетехники лужу, повернулся и пошел к своему армейскому вездеходу.
В чреве мобильного командного пункта было тепло, приглушенно светились мониторы, еле слышно пощелкивала радиосвязь. Генерал прошел в свой небольшой кабинет, отряхнул непромокаемый плащ. Уселся у монитора и вызвал по видеосвязи штаб-квартиру НАТО в Брюсселе.
— Генерал, — молодой деловитый клерк в штатском почти мгновенно возник в мониторе — У нас для вас есть пара новостей. — МакКормик приветственно кивнул — Мы проследили хронометраж возникновения Барьера по спутниковым снимкам.
В одной из комнат огромной коммуналки жили две грымзы. Они были родными сёстрами, и если бы не существенная разница в возрасте, то можно было даже подумать, что они близнецы.
Обе худые, сухощавые, с тонкими, всегда поджатыми губами, с дульками на головах. Носили одинаковые серые, невзрачные костюмы. Их ненавидела, побаивалась и презирала вся коммуналка. Молодые люди ненавидели за то, что они обе всегда делали замечания, и были вечно недовольны. За громкую музыку, за вечеринки, за поздний приход.
Дети побаивались из-за того, что пожилые дамы каждый раз жаловались родителям за малейшую провинность, типа невыключенного света в туалете или брошенных фантиков в парадном. Милая и добродушная Никитична презирала за все. За высшее образование, которого у неё не было, а у сестёр было, за отсутствие семей и детей, за отвратительную манеру делать всем замечания.
Купил Дурак на базаре Правду. Удачно купил, ничего не скажешь. Дал за нее три дурацких вопроса, да еще два тумака сдачи получил, и пошел.
Но легко сказать — пошел. С Правдой-то ходить не так просто. Кто пробовал, тот знает. Большая она, Правда, тяжелая. Поехать на ней — не поедешь, а на себе нести — далеко ли унесешь?
Тащит Дурак свою Правду, мается. А бросить жалко. Как-никак, за нее заплачено.
Добрался домой еле живой.
Есть у меня знакомая уборщица-- цветастая женщина средних лет, говорящая с юмором и матом. Далее с её слов, от её имени:
Мне начальство новую швабру купило, поэтому я расскажу, пока весёлая. Я говорить красиво не умею- представь, как будто мы выпили.
Работала у нас однажды Лена, у неё одно ухо вверх другое вбок торчало. Соберёт, бывало, Лена волосы в пучок, уши оттопырит и ходит в драных джинсах, не задумываясь о том:
пугает она кого-то своим видом или нет.
Вообще Лена- девка хорошая, умная, скромная, работящая и честная- идеальная дура для начальства. Еще она стеснялась всех подряд, даже голых мужиков из журналов.
Долгожданный визит губернатора на завод фанерно-бетонных конструкций должен был состояться в ближайшие полчаса. Заместитель директора, юркий и пронырливый Евстафий Патрикеевич, которого рабочие звали «Глаза-и-уши», на всякий пожарный случай осматривал коридоры заводоуправления. А то всякое может быть.
За Патрикеевичем шёл высокий хрупкий молодой человек с папкой, в элегантном и дорогом костюме. Это был личный помощник замдиректора, которого на заводе в глаза уважительно называли Васисуалий Алоизович, а за глаза – Васька-холуй.
— Подумаешь, день рожденья!
— Тоже мне, повод!
Я молчал. Я знал, что они завидуют. Каждый мой день рожденья папа приезжал в Детский Сад и дарил мне подарок. Я гордился этим и часто хвастался перед другими детьми.
Но сегодня папа почему-то задерживался.
Подсолнух: А какого, простите, корнеплода, картошка половину огорода заняла? Что это за несправедливость?
Картофель: (глухо, из-под земли)… на… иди.
Огурец: Соглашусь с Подсолнухом. Земные недра принадлежат всем, вообще-то. В равной степени.
Картофель: (всё так же глухо) ты… оже… на… иди.
Подсолнух: Нет, ну это просто наглость какая-то! (всем) А вы так и будете молчать?
Помидор: (равнодушно) Да, мы же овощи.
Баклажан: (просыпается) Почему это я гнилой?
Все: Что?!
Баклажан: Кто сказал, что я гнилой?
Все: Никто не говорил.
Баклажан: Ладно, живите… (засыпает).
Огурец: Да не обращайте внимания, он синенький.
Подсолнух: И всё же я неудовлетворен сложившимся положением. Почему Картофель незаконно захапал всю землю и его до сих пор не посадили?
Помидор: Так посадили уже.
Подсолнух: А землю не отобрали?
Огурец: Хрен там.
Хрен: (брутально) Да, я здесь.
Все: (игнорируют Хрен).
Ангел и старый кот сидели на крыше. Кот был стар и он устал. Устал от холода голода и людей с собаками. Он пришел последний раз. Ангел был очень стар. Его крылья были серыми, а лицо морщинистым.
– Я ухожу. Сказал серый кот. Ухожу и это радует меня. Кончатся все мои муки.
– Но ты оставляешь меня. С кем же я буду говорить, возразил Ангел.
– Тебе придётся найти другого кота. Ответил кот. Моё время пришло.
Ангел задумался.
– Один раз. Один раз в тысячу лет. Повторил он. За свою работу, за все мучения, которые я видел всё это время. Один раз я могу сделать. Я решил подарить тебе жизнь. Ты будешь жить и мы ещё поговорим.
– Ну нет. Ответил кот. Даже не рассчитывай. Хватит с меня этого мира. Хватит. Я достаточно настрадался Поищи –ка себе другого.
Он встал и ушел. А старый ангел с серыми крыльями и морщинистым лицом смотрел ему вслед и вздыхал.
Гоша только что закончил медицинский с красным дипломом терапевта, и его энтузиазм хлестал через край. Он рвался в бой, был готов на любые самые сложные дела. И судьба подкинула ему такую возможность. Несмотря на высокие оценки и превосходную практику в столице, никто не собирался закреплять за желторотым выпускником целый район в городе. Сначала ему решили дать поработать с окрестностями — набить, так сказать, руку.
В свой первый рабочий понедельник Гоша получил кипу желтой бумаги, перевязанную бечевкой (на титульном листе виднелась надпись: «Веселая жизнь»), и был выставлен в коридор, не успев сказать и слова.
Эта макулатура оказалась личными медицинскими делами населения одной деревни, которую не мог найти даже навигатор. Помимо личных дел, Гоше выдали компас, резиновые сапоги и карту местности (середины прошлого века) — на ней в последний раз и была отмечена деревня. А врача в последний раз направляли туда два года назад. По указу Министерства в этом году нужно было собрать полный анамнез всех жителей области, а по итогу составить отчет, в котором указать: требуется в населенном пункте поликлиника или нет.
Человек умер. Ну. Случается. Бывают такие неприятности. Сидел мужчина и рылся, как всегда в порно сайтах. И, вдруг.
Оторвался тромб. И всё. Мгновенный конец. Не успел ни вздохнуть ни крикнуть. Лёгкая смерть. Быстрая.
Ну, так вот.
Tрубки, капельницы, катетер и всё это под музыку попискиваний каких то мониторов. На одном, если я скашиваю глаза налево до предела, красиво написано «Sony Medical Tech». После «Tech» уже ничего не видно — надпись переходит на переднюю сторону прибора, а я уже не могу приподняться. Сто четыре года это много. Даже если не куришь последние пятьдесят. Но у каждого овоща свой срок. Простите меня за калмбур, неходячие. Я и сам овощ. Последний год у меня двигается только нижняя челюсть, что позволяет мне иногда высказывать светлые мысли младшему мед-персоналу. Ну тем кто слушает и понимает по-английски. Очень редко получается чтобы и то и другое сразу.
Сегодня день Икс. Эскулапы наконец то вынесли милосердное решение — «подлежит архивации». Значит всё. Алес. Поддерживать вонюче коптящий фитиль моей жизни уже не рентабельно. Пенсионное медицинское покрытие исчерпало себя до дна. И это просто отлично. Наконец то ко мне пожалует больничный «архиватор», а по простому — обычный программист на зарплате, который переносит ваше «я» в виртуальную вечность.
Прошло полтора года с тех пор, как я остался жить в этой квартире один. Однажды Ленка ушла, подхватив вечно собранную дежурную сумку, чмокнув меня в щёку в дверях и бросив обычное «пока», и не вернулась. Все успели выйти из самолета, который горел на взлётной полосе в канун Рождества, а она нет. Все вернулись домой в канун Рождества, а она нет. Ленка работала стюардессой.
На дисплее зазвонившего в то январское утро телефона высветилось её имя, но голос был чужой.
– Здравствуйте, это говорит дежурный врач Васильева, институт Склифосовского. Я звоню вам с телефона Елены Зайцевой. Ваш номер был в её контактах… Мне очень жаль, мы сделали всё возможное…
На похороны с поминками я не поехал. С её роднёй я почти не знаком, а ей самой было все равно. Даже, уверен, она была бы против. Ленка терпеть не могла, когда я видел её утром в постели непричёсанной после сна. Что уж говорить про гроб. Я решил, что так нечестно. У неё ведь не было возможности ускользнуть, как обычно, в ванную и вернуться оттуда во всей красе. Через неделю после похорон за вещами заехал её двоюродный, кажется, брат. Вещей было немного, они поместились в одну картонную коробку из-под ёлочных игрушек, как раз пустовавшую в это время.
Миссис Хадсон подала поздний завтрак – мы с Холмсом спустились к столу плохо выспавшимися, так как вернулись домой почти под утро, закончив расследование небольшого дела о медной пуговице.
— Мистер Холмс, ночью у вас был посетитель, — сказала миссис Хадсон.
— Я уже заметил, что кресло стоит у камина не так, как ему следовало бы, — пробурчал Холмс. – Кому же я обязан визитом?
— Весьма достойный джентльмен. Он появился затемно и принес извинения за беспокойство в неурочный час, однако причины тому, по его словам, были крайне важными. Я рассказала о вашем отсутствии, но, памятуя о присущей вам щепетильности к посетителям, предложила ему подождать вас в доме. Джентльмен, похоже, был изрядно сконфужен тем, что вас не застал – мне пришлось повторить приглашение трижды, прежде чем он согласился войти.
— Любопытно, — кивнул Холмс, снимая ножом верхушку с вареного яйца. –И какая же беда его привела?
— Не могу знать, — вздохнула миссис Хадсон. – Он был бледен от расстройства, но, разумеется, не стал делиться своими злоключениями со мной. Я оставила его в гостиной. Ночью я вышла из своей комнаты со свечой в руке и с удивлением увидела, что несчастный джентльмен сидит в полной темноте. Я хотела запалить рожок, однако джентльмен остановил меня. «Но ведь вы не можете оставаться тут вовсе без огня!» — настаивала я. «В таком случае, если это возможно, я предпочел бы камин», — ответил он. Я нашарила на полке спички, однако джентльмен протестующе махнул рукой и разжег камин сам, воспользовавшись извлеченным из кармана огнивом.
— Огнивом? – удивился я.
— Да, им самым. Затем он переставил кресло и сел.
— Когда мы с Уотсоном вернулись, в гостиной никого не было, — констатировал Холмс.
— Очевидно, джентльмен вас так и не дождался. Поутру я нашла на столике адресованную вам записку.
В Уставе черным по белому сказано: рано или поздно любой мастер получает Заказ. Настал этот день и для меня.
Заказчику было лет шесть. Он сидел, положив подбородок на прилавок, и наблюдал, как «Венксинг» копирует ключ от гаража. Мама Заказчика в сторонке щебетала по сотовому.
— А вы любой ключик можете сделать? — спросил Заказчик, разглядывая стойку с болванками.
— Любой, — подтвердил я.
— И такой, чтобы попасть в детство?
Руки мои дрогнули, и «Венксинг» умолк.
Раньше никому не было дела до людей, которые жили под землей. А кому интересно вспоминать про отбросы? Они жили в своих дырах, оставшихся от канализации (1) и метро (2). Кроме того, видимо, они сами копали себе ходы подобно кротам, потому что, по свидетельству Василия Диггерсона, он лично опускался на глубину более чем 2 (!) километра ниже уровня поверхности. Именно спуск Диггерсона, который он подробно описал в своем романе «10 тысяч миль под землей» и направил многих ученых на исследование подземных жителей. Дело в том, что, по его словам, он встретил под землей людей, которые ушли туда еще до начала Арабской войны! Вряд ли многие из вас помнят из школьной программы, что это была за война, но суть в том, что началась она в 2030 году. Следовательно, этим людям на момент путешествия Василия Диггерсона было более 520 лет! И многие из них даже никогда не выходили на поверхность!
Капитан разведывательного космического корабля серии ЖК-318 «Корсар 3» Объединенной Земной Федерации Павел Сергеевич Селин сидел в своей каюте, положив подбородок на могучие кулаки, и обдумывал сложившееся положение. Высокий, статный мужчина сорока лет, обычно подтянутый, теперь выглядел на все пятьдесят. Лицо его выражало полнейшее уныние и тоску.
Ошибка первого рода — отвергнута правильная нулевая гипотеза (false positive, ошибочное отвержение). Вы любите девушку, но считаете что она вас не любит и, соответственно, упускаете свой шанс. Трагедия.
Она встречала меня каждое утро. Ее улыбка согревала меня на протяжении всего дня. Я вспоминал ее прекрасное тело вечером, а ночью она снилась мне в жарких снах. Девушка с рекламного плаката. «Ты записался добровольцем?» — спрашивала она.
По солнечной системе прокатывались войны. Марсианские колонии требовали независимости, Венерианские корпорации бились за рынки сбыта, на спутниках Юпитера вспыхивали кислородные бунты, а Земля, помня о своем статусе колыбели человечества, все еще пыталась диктовать правила игры. Враги менялись, солдаты же были нужны всегда. Моя родина в образе плакатной красотки звала меня. Земле была нужна моя помощь, смелость, преданность, моя жизнь! Я был готов отдать это все.
Аннотация: Попытка «научной фантастики с человеческим лицом».
Журналист оказался вполне приличным – не слишком наглым, но и не забитым. Не путался под ногами на старте и в той лихорадке, которая всегда сопровождает первичную стабилизацию курса. Не лез с вопросами в неподходящее время. Вообще, первый день на корабле в основном молчал. Когда его пустили в рубку, посмотреть на то, как происходит сверка данных курсового пакета с штурманской картой, он честно отсидел свои десять минут в углу, все еще ничего не спрашивая, лишь внимательно посверкивая глазами из-под шапки жестких кучерявых волос. По первому требованию ушел в кают-компанию, где провел следующие полтора часа, рассматривая корабельный журнал и что-то черкая в блокнотике. Затем снова появился в рубке.
Вашему покорному слуге выпала небывалая честь: вместе с четырьмя другими корреспондентами ведущих средств массовой информации я был приглашен в гигантскую лабораторию профессора Джеймса Фонга в пригороде Нью-Йорка. В стенах этого здания должно было произойти событие, открывающее новую эпоху в жизни человечества. С помощью своей машины времени профессор Фонг планировал осуществить связь с прошлым.
Эти книжные обложки такие странные и чудаковатые, что даже не верится, что они реально существуют. Возможно, клей в переплете этих книг был по-настоящему забористый. Но несмотря на легкую неадекватность обложек, в них определённо есть что-то есть. Тот самый момент, когда все так плохо, что даже отлично.
«Хоббит» — издание в честь 50-летия книги
Дар у Натальи Васильевны обнаружился не сразу. Она была самым обычным зубным врачом в местной поликлинике. Очень хорошим врачом. С золотыми руками и отзывчивым сердцем, как о ней однажды написали в местной газете.
В.И. Колотев. «0,5 не принимают»
Петр бродил по городу, ему никто не давал взаймы, настрелять мелочи тоже не получалось.
Жена домой не пускала.
Дикое похмелье, а вернее не похмелье, а абстинентный синдром после запоя бил его, колотил, выгибая суставы как на дыбе.
Уже почти теряя сознание, он увидел человека с бутылкой водки в руке и еще одной в кармане, на часах была полночь. Он почувствовал в нем родную душу. Подошел и попросил выпить хоть сто грамм, иначе он сдохнет, а ему всего 46. Незнакомец махнул рукой. Они дошли до подъезда, и вошли в квартиру. Там был развал, смрад и еще два человека. Разлили на четверых.
Это реальная история из жизни, которую прислала мне читательница Таисия М. Имена героев изменены. Далее — от лица главного участника событий.
Было это в середине девяностых. Я тогда работал в фирме своего брата, это было совместное предприятие с иностранцами, мы занимались закупкой в России продовольственного сырья для зарубежных предприятий пищевой промышленности. Коллектив фирмы был небольшой и дружный.
Седой старик, лет семидесяти, ходил около вольеров и всё время, кого-то высматривал. Работница приюта заметила это и подошла к нему.
— Вам, что-то нужно? — спросила она: — Вы кого-то ищете?
— О, нет! Нет! Вы не беспокойтесь! Я только посмотрю. Можно? — ответил он.
— Да, конечно. Смотрите, ради бога! — удивлённо ответила она.
Старик ещё долго ходил и смотрел на каждую собаку. Складывалось впечатление, что будто он знакомился с каждым жителем этого приюта. Он прошёлся несколько раз по кругу и остановился у одного вольера. Там в углу, прижавшись к стене, сидела собака. Она была не такая как все остальные. Не виляла хвостом, не смотрела умоляющим взглядом. Она просто сидела и смотрела куда-то в сторону.
— Ровно свахи переезжие, — бурчал Фаддеич. — И ездють, и ездють. Никак, вишь, на месте не сидится. Угораздило! Лётчики-пилоты, первым делом самолёты… всю жисть — то туды, то сюды, то вовсе к черту на кулички.
Маруська фыркнула.
Фаддеич сердито засопел.
— А какой дом был! Веково-ой! Деды-прадеды жили! Нет, бросил. Всё равно, грит, не вернусь. Глухомань, грит… а и будет глухомань, коли все поразъедутся!
— Ну и сидел бы в том доме, — презрительно заявила Маруська.
— Один? — Фаддеич моргнул. — А, что с тобою толковать! Что ты понимаешь…
— Я вам лучше историю расскажу.
Лучше, в значении «интереснее». Такая манера речи моего собеседника, бородатого чувака в камуфляже, которому я сообщил, что собираюсь купить серебряный портсигар времён царя–батюшки. Но цена мне показалась высокая и мы всё ходим вокруг да около.
– Завёлся здесь, на Уделке один монстр. Скупал исключительно серебряные кольца СС с «мёртвой головой» которые. В те годы их ещё можно было тыщь за пять–десять найти. Ну скупает и скупает. Стали ему фуфло подсовывать, не берет сука, грамотный, как чуял, не знаю. А потом пропал. Мне знакомые бандюки рассказали. Хрен этот начитался Толкиена и «открылось» ему, что на самом деле в рейхе создавали мистические кольца. Типа, «Властелин колец» — это не просто метафора второй мировой войны, а прямое целеуказание, что искать. Типа серебряные наградные кольца Гиммлера были все связаны с тем самым главным кольцом всевластья, выкованном в рейхе и погребённом под развалинами какого–то там Цурюкванштайна в конце войны. Но нашему герою сон был или что–то такое, что кольца некоторых обер–офицеров СС тоже были заряжены на скилы – ну там воля к победе +5, здоровья ведро и денег мешок. Но как отличить заряженные кольца от простых? Да так же как во «Властелине колец» – надо их нагреть. Если поплавятся, то обычные, если нет – волшебные.
