На самом деле о науке, как о производительной силе, начали активно говорить еще в 1960-е годы. Нет, конечно, говорили об этом и раньше – сама указанная идея была высказана еще Карлом Марксом – однако вплоть до указанного периода она воспринималась, скорее, как метафора.

Ну да: мол, в стране, где развита наука, развивается и производство. Однако к началу-середине 1960 годов это “метафорическое” представление сменяется “прямым”. В том смысле, что люди того времени все чаще замечают, что наука и инженерная деятельность “сама по себе” оказывается мощнейшей производительной системой материальных ценностей.

Связано это было с тем, что т.н. “НИОКР” (научно исследовательская конструкторская работа) для многих – наиболее высокотехнологичных и современных – отраслей в то время начала составлять если не большую, то значительную часть необходимой работы. Скажем, то же “освоение Космоса” в указанный период было чуть ли не на 100% составлено из этого самого НИОКР. Ну, а поскольку именно эти отрасли были “на слуху”, то создавалось представление о том, что, действительно, ученые и инженеры прямо “своими руками” создают материальные ценности.

Разумеется, данное представление было ложным: т.н. “базовые отрасли” в это время сохраняли свою индустриальную природу. Другое дело, что полеты космических кораблей, реактивных самолетов или запуск атомных электростанций затмевали собой по значимости выплавку стали и чугуна, производство цемента или работу зерновых элеваторов. Последнее виделось или не особенно важным – ну да, элеватор, и что теперь – или не виделось вообще. Отсюда – воспевание физиков-ядерщиков и летчиков-космонавтов (если вести речь о СССР) или … тех же физиков-ядерщиков и “компьютерных бизнесменов” в США.

На самом деле даже известный образ “сумасшедшего ученого” – один из “вариантов” злодея в “супергеройском кино – содержит тот же посыл “всесилия науки”. Которая, оказывается, может “уничтожить весь мир”.

Ну, и разумеется, те, кто хоть как-то пытался разобраться в развитии общества, volens nolens экстраполировали данную тенденцию на будущее, и получали пресловутую “Третью волну” (по названию известной книги Тоффлера.) То есть то, что принято именовать “постиндустриальное общество” – название которого ввел в оборот именно Тоффлер.

В этом обществе “старые индустриальные институты и практики” – от конвейерной сборки до массовой армии – должны были потерять свое значение, передав его институтам и практикам постиндустриальным. То есть, научным и инженерным центрам, которые и должны были бы определять развития социума.

Разумеется, из 1960, 1970 и 1980 годов этот самый “постиндустриальный мир” виделся вполне конкретно: как мир высокой автоматизации производственных процессов, доходящий до полностью безлюдных производств. Удивительно – но подобную “футурологию” принимало большинство и Западного и Советского блоков.

Да, была разница: в “западном варианте” предполагалось, что это станет результатом развития “свободного бизнеса”, в “советском” же – что это будет сделано благодаря правительственной программе. Но сути данный момент не менял: то, что “роботы будут в будущем делать всю тяжелую и монотонную работу”, выглядело практически аксиомой. Причем, не только в “медийном плане” – то есть, в плане публикаций “образов будущего” в газетах, книгах, журналах и фильмах. Нет, разрабатывались долговременные “производственные программы”, планировалось выделение денег на автоматизацию производства и будущие прибыли за счет многократно выросшей производительности труда. А также – на Западе – разрабатывался вопрос о том, “чем занять” ставших ненужными промышленных рабочих.

Однако в реальности все пошло совсем не так. Причем, первые звоночки этой “нетаковости” прозвенели еще в середине 1980 годов, когда стало понятным, что изначально “заложенный” темп роботизации не выдерживается. Причем, что интересно: это происходило на фоне активного развития микроэлектронной и вычислительной техники, что должно было априори снизить стоимость автоматов и сделать их много доступнее. Но этого не происходило. Более того, уже в это время наметилось значительное снижение скорости внедрения производственных инноваций: например, те же станки ЧПУ так и не смогли к концу десятилетия заменить станки “обычные” – как это планировалось изначально.

Про то же, что случилось с атомной энергетикой “после Чернобыля”, лучше не вспоминать вообще.

Но зато именно в 1980 годы, а точнее, в 1985-1995, наблюдался, наверное, наивысший темп “ввода” бытовых новаций – начиная с “домашних компьютеров” и заканчивая электронным управлением ДВС в автомобилях. Да, всё это было и раньше, но лишь у “любителей”, а теперь пошло в массы. Данный момент позволил “замаскировать” очевидную пробуксовку прогресса, и даже создал иллюзию его ускорения. Хотя в базовых отраслях происходила стагнация.

Поэтому именно 1990 годы стали “временем техномании”, временем уверенности в том, что “будущее наступило” – что очень активно проявилось в общественном сознании того времени. Начиная со стиля “хай-тек” и заканчивая резким ростом числа фантастических фильмов в кинематографе.

Однако на самом деле именно в это время в “большой экономике” происходили процессы, окончательно уничтожившие саму возможность “тоффлеровской Третьей волны”. Речь, разумеется, идет об активном выносе производство в т.н. “государства Третьего мира”. Нет, конечно, это было и раньше – скажем, та же Южная Корея изначально была именно типичной “третьемирской страной” (на самом деле она ей и осталась, несмотря на Самсунг и Хундай), равно как и Тайвань. Но в конце 1980-начале 1990 скорость данного “выноса” возросла многократно.

Рынок на это отреагировал резким удешевлением продукции: скажем, тот же телевизор, который в середине 1980 годов стоил порядка 600 долларов, стал к этому времени стоить 300, ноутбук от 4000-5000 “баксов” подешевел до 1000-2000, сотовый телефон стало возможно приобрести вообще за 300-400 “зеленых” и т.д. То же самое происходило и с другими массовыми товарами: джинсы стали стоить порядка 10-20$, футболки часто стало возможным купить за 2-5$ и т.д.

Тогда, вообще, популярным стало просто “выставлять” старые вещи на улицы: многие эмигранты из стран бывшего СССР хвастались, что “получили всё на халяву”. Также возник ультрадешевый секонд-хенд – пока еще в самых западных странах – где одежду можно было взять почти бесплатно.

Надо ли говорить, что все это “объяснялось” ростом производительности труда. Но на самом деле, конечно, связано было с тем, что данную продукцию начали производить жители “Третьего мира” с околонулевыми зарплатами. А также производители ресурсов поставляли их, фактически, по себестоимости – а то и ниже себестоимости. Например, если кто помнит, то нефть в 1990 годы стоила от 17$ за баррель до 26$ за баррель. При этом в той же РФ себестоимость добычи была от 15$, то есть, “нефтянка” фактически не давала прибыли. Точнее, этой прибыли хватало для обогащения отдельных лиц, но уже инвестирование в развитие производства было невозможным.

На этом фоне неудивительно, что реальный смысл внедрения инноваций как-то потерялся. Ну да: когда проще отдать производство на оутсорс в Китай, то какой смысл вкладывать огромные деньги в роботов и ЧПУ? А ведь тогда еще “главным производством” Запада не был пресловутый “печатный станок”, тогда еще там много чего делалось – от микропроцессоров до автомобилей. Но все равно, даже с учетом модернизации – не слишком спешной – собственного производства реальный, “общесистемный” уровень инновационности оказался крайне малым.

Если большую часть продукции собирают в “китайских сараях”, то тут внедряй роботов-не внедряй, смысл не изменишь.

Зато очень сильно вырос уровень “инновационной имитации”. Дело в том, что “те самые” сараи с китайцами, в общем-то, предъявлять в качестве аргумента – и инвесторам, и собственному населению – оказалось “не комильфо”. Поэтому страницы журналов и экраны телевизоров заполнили изображения “современных производств” в виде каких-то отдельных высокотехнологичных устройств. Чаще всего это были компьютеры, но попадались и роботы, а также взирающие на них молодые люди обоих полов (тогда еще пола было только 2), которые должны были символизировать “передовых ученых и инженеров”.

На самом деле иногда они и были учеными и инженерами, иногда нет – сути имитации прогресса это не меняло.

Ну, а отсюда уже нетрудно понять и все остальное. В том смысле, что если указанная “имитация” является более “красивой”, нежели реальный прогресс, то именно в нее и будут вкладываться деньги. Если кто не хочет картинку, а хочет “данные” – то для него нетрудно нарисовать такие же красивые “таблицы с цифрами”, показывающими рост всего, что только есть в наличии. Что делает “имитацию” еще более красивой, офисы еще более “хайтечными”, а “уровень развития экономики” – еще более высоким. Ну, а “китайцы в сараях”? А их никто не видит, и значит, их нет!

Таким образом, вместо реального развития научно-технического уровня производства мы получили развитие научно-технического уровня “пиара”. Со всеми вытекающеми последствиям. И это еще до того, как в 2008 году всё рухнуло, и был запущен процесс катастрофической – реально катастрофической – накачки экономики “пустыми деньгами”. Впрочем, последнее – это тема уже другого разговора. Поскольку указанная “подмена” произошла еще до этого события.

То есть, на самом деле экономика современного мира к пресловутому “постидустриалу” перестала стремиться задолго до этого.

Впрочем, нет: как уже было сказано в начале поста, реальная перестройка экономики под “постриндустриальный уровень” вообще не была совершена. Никогда и нигде. И тот ряд “передовых отраслей” 1960-70 годов, где что-то подобное наличествовало, во-первых, были небольшой частью огромного экономического механизма. А, во-вторых, он практически всегда был связан с “волевым” перераспределением ресурсов ради “соревнования двух систем” (борьбы Запада с СССР.)

Именно так: за пределами этого момента никакого “постиндустриализма” в тоффлеровском смысле и близко не было: и в 1960, и в 1970-80 годы “экономический базис” был исключительно индустриальным.

Поэтому можно сказать, что единственным источником “постиндустрального развития” была пресловутая “тень СССР”. Коя начала исчезать уже в конце 1970-х годов, а к середине 1980-х исчезла полностью. А затем исчез и сам Советский Союз.

Вот и вся разгадка “науки, как производительной силы”: на самом деле этот момент действительно был “придуман Марксом”, и реализуем был лишь в “марксовом” (советском) экономическом пространстве. Во “всём остальном мире” этот вариант был невозможен, поскольку невозможно было этот мир “вытащить” за пределы индустриальной парадигмы. И поэтому стоило СССР исчезнуть, как “реальный постиндустриал” исчез вместе с ним.

Но об этом, понятное дело, надо говорить уже отдельно.