Эта история о том, почему отечественный компьютер “Искра” уступал зарубежному аналогу. Я не придумал в ней ничего. В 1979 году, окончательно разочаровавшись в своих способностях научного сотрудника, я решил пойти на производство.

Тогда я сжёг недописанную диссертацию, бросил НИИ антибиотиков, где было хорошо и комфортно, и устроился на предприятие со звучным названием ГСКТБППСМиОЗ МПСАиСУ СССР. Год я учился произносить это заклинание без запинки и теперь могу отстрелить его даже среди ночи. А в просторечии предприятие называлось ГСКТБ “Счётмаш”, то самое, что производило большие интегральные схемы для “Искры” и ещё для каких-то надобностей.

Моя роль в этой организации заключалась в охране окружающей среды, так, во всяком случае, я полагал в простоте душевной.

Человек я любопытный, а должность инспектора позволяла везде шляться и всюду совать свой нос. На заводе было две площадки: первая, на Большой Зелениной улице и вторая – стеклянный кирпич на углу Левашовского проспекта и улицы Ленина. Назывался кирпич “Комплекс БИС”. Там-то и делали большие интегральные схемы. На заводе была весьма популярна поговорка: “Наши большие интегральные схемы – самые большие в мире”.

В мои функции, впрочем, входило не производство, а отходы, стоки, которые с этого производства попадали в канализацию, а следом – в реку Карповку. Вредные стоки шли от гальванического участка, где имелись ванны никелирования, цинкования, меднения и хромирования, то есть полный набор тяжёлых металлов, а также с комплекса БИС, от ванн травления.

На первой площадке, где располагалась гальваника, имелись очистные сооружения: закут с неработающими реакторами и сорокакубовый отстойник во дворе. Вечно пьяная аппаратчица, жалобно матерясь, готовила растворы бисульфита натрия, серной кислоты и соды, вёдрами таскала реактивы, выливая их прямиком в отстойник, размешивала их как могла дворницкой метлой, а затем, полагая, что большего от неё никто требовать не может – сливала весь этот компот в канализацию. Если
учесть, что в исходных стоках превышение ПДК по шестивалентному хрому было в сотни раз, а после её операций — лишь в десятки, полагаю, что смысл в перемешивании метлой воды в сорокатонной бочке всё же был.

Комплекс БИС сливал концентрированную хромовую смесь и крепкие кислоты: соляную, азотную и плавиковую. Очистных сооружений там не было. Официально они строились, и к тому времени, когда я поступил на завод, строительство было закончено. Повторяю: всё это было официально. На самом деле в огромнейшем помещении очистных сооружений были установлены на фундаментах ёмкости для реагентов и чудовищный круглый реактор, а вот обвязки не было, то есть, ни единая труба не соединяла всё это в работоспособное целое, и уж конечно, ни к чему эти “очистные” подключены не были, стоки напрямую перекачивались в канализацию.

Особенно меня порадовали железные ящики КИП. Вместо полагающихся по штату контрольно-измерительных приборов в них находилась пыль и паутина, а чтобы не нервировать окружающих, ящики были опечатаны, и к смотровым окошечкам с обратной стороны подклеены кусочки картона, на которых красиво нарисованы циферблаты несуществующих приборов и стрелочки, навеки изображённые в положении “норма”.

(Собственно, именно поэтому Крах цифрового Госплана неизбежен, как дембель)

Едва я успел ознакомиться с этой бутафорией, как явилась комиссия, принимать выстроенные очистные в эксплуатацию. Высокие гости прошли мимо очистных прямиком в кабинет заместителя главного инженера, куда ещё с утра были принесены большие коробки, из которых вкусно пахло и призывно булькало. Акт о приёмке был подписан, начался пуско-наладочный период. Полагаю, что ответственный за строительство, зам главного инженера в эту минуту вздохнул с облегчением.

Некоторое время я искренне полагал, что с минуты на минуту на очистных появятся какие-то шабашники, строительство будет авральными методами закончено, и начнётся хоть какая-то работа. Однако работа началась в цехах, кислоты и хромовая смесь потекли прямиком в Карповку.

Исполненный идиотской ответственности я попытался открыть глаза руководству на истинное положение вещей. Я врывался в кабинет к генеральному директору, к старшему инженеру и его заместителю, писал проникновенные докладные записки о неудовлетворительном состоянии очистных сооружений. Реакция руководства была чрезвычайно странной: меня выслушивали, кивали, говорили какие-то слова, но ничего не делали. Короче, к моему щенячьему хамству относились именно как к щенячьему хамству. Подчинённого, если он лезет не в свои дела следует быстро ставить на место, а мне всё сходило с рук. Теперь-то я знаю причины такого странного отношения, а в те поры наивно полагал, что так и должно быть, и злился лишь, что дело после моих эскапад и не думает сдвигаться с места.

Тем временем полугодовой пуско-наладочный период закончился, и я первый раз появился в кабинете главного инженера товарища Ф-ва с результатами анализа сточных вод, которые мне следовало отправить по различным адресам: в санэпидстанцию, в управление “Водоканал” и в Бассейновую инспекцию.

– Превышения норм есть? – доброжелательно спросил главный.
– Превышения проставлены красным.

Товарищ Ф-ов критически оглядел таблицу, заполненную по преимуществу красными чернилами, и задал следующий вопрос:

– А нормы какие?
– Предельно-допустимые величины проставлены здесь, – указал я на верхнюю строчку.
– Вот впишите их сюда, подпишитесь и можете отправлять.

Честно говоря, я разозлился, да и долгая безнаказанность изрядно развратила меня, потому что я отрезал решительно:

– Не буду! Фальшивками никогда не занимался.

Главный пожал плечами, не меняя доброжелательного выражения лица, нажал на кнопку звонка и сказал появившейся секретарше:

– Перечертите вот эту табличку, только вместо этих красных цифирек повторите вот эти синие. А потом принесёте мне на подпись. А вы свободны, – повернулся он ко мне.

Несмотря на всю свою наивность, я был уверен, что с этой минуты свободен от занимаемой должности, однако, этот выкидон, как и все предыдущие сошёл мне с рук. Теперь сотрудники лаборатории (а группа, считая меня состояла из трёх человек) проводили не только ежедневные экспресс-анализы, но и ежемесячный полный анализ сточных вод. Результаты я относил Ф-ву, там они переписывались и отсылались по адресам. За моей подписью не ушло ни единой фальшивки, но дела это абсолютно не меняло.

В конце концов, такое положение вещей взяло меня за живое. Ну, хорошо, пусть “Водоканал” и “Бассейновая инспекция” верят той лаже, что им присылают, но ведь СЭС делает собственные анализы, регулярно отбирая пробы на выходе коллектора в Карповку. Допустим, кислоты могут нейтрализоваться человеческими фекалиями и прочими бытовыми стоками, но ведь фтор никуда деться не может и его просто обязаны обнаружить!

Однако СЭС молчит, словно сточной воды в рот набрало.

В ту пору я был молод, энергичен и любопытен, а потому в один прекрасный день явился на набережную Карповки и отобрал пробу воды, текущей из канализационной трубы, как раз в то время, когда на выходе должен был находиться пик выбросов. Удивительным образом анализы дали отрицательные результаты. То есть, всякой дряни в стоках было более чем достаточно, но ни кислот, ни фтора, ни хрома я не обнаружил.

Тогда, вооружившись железным крюком и пробоотборной кружкой, я начал вскрывать канализационные люки, ведущие к родному предприятию. Открытие, которое я сделал, ошарашивало. Оказывается, адская смесь, сливаемая комплексом БИС, давно съела трубы, растворила бетонную подложку и теперь просто утекает в землю. То есть, где-то неподалёку от музея-квартиры В.И.Ленина под землёй располагается небольшое кислотное озеро, прекрасно растворяющее глину, песок и вообще, что угодно, и каждый рабочий день в него добавляют около полтонны кислоты. Я представил, как однажды утром один из домов, со всеми жителями и музеем-квартирой вождя проваливается под землю, и мне стало нехорошо. Перед воспалённой совестью замаячил призрак ответственности.

Теперь я понял, почему так снисходительно относилось ко мне руководство родимого ГСКТБППСМиОЗ. Должность моя называлась вовсе не руководитель группы сточных вод, а зицпредседатель. На предприятии никто и не думал заниматься очисткой сточных вод, деньги на строительство очистных сооружений давно были растрачены, и никаких работ в ближайшие годы не ожидалось. А на случай, если всё-таки грянет гром, на предприятии имелся козёл отпущения, на которого можно было свалить всё, что угодно. Потому с меня и не требовали практически никакой работы и до поры прощали моё неумное хамство. С козлами и зицпредседателями всегда обращаются так.

PS. И вот так там было везде – от производства микросхем до разработки. Одни воровали, другие их прикрывали, а третьих держали за дураков и подставляли.

В конце концов руководство ГСКТБ “Счётмаш” сгорело на том, что товарищ Романов и другие ответственные товарищи из Смольного кушали деликатесную рыбку, которую для них ловили в финском заливе. Соответственно Рыбнадзор в Ленинграде был накручен следить за тем, чтобы в финзалив предприятия не лили всякую дрянь и яды. И спорить с ним было никому не с руки – они выходили прямо на Романова. Водоканал стуканул о сбросах Рыбнадзору – те схватились за голову, и на “Счётмаш” высадилась инспекция, которая начала отслеживать все левые стоки и внезапно обнаружила подпольную гальванику, с помощью которой с завода воровали золото и платину. А это – уже уровень даже не ОБХСС, а чекистов.

Тут-то все руководители и присели. Типа это была их маленькая инициатива. Куда и кому от них шло золото – как-то замяли.