Постоянное повторение мантры «Плохоживём» — это не о том, как жить лучше. Это о том, как всё спалить и убиться головой об стену. Для того, чтобы жить лучше – необходимо сначала уважать самого себя.

Нужно уважать своих предков – и все те трудности, с которыми им пришлось столкнуться, и которые они вынесли на своих плечах. Нужно уважать разум – который утверждает, что нельзя просто «плохо жить» — это всегда продукт сравнения. Плохо по сравнению с кем? И когда? И где?

И весь вопрос – с чем сравниваем? С собственным прошлым? Со среднемировым уровнем, включая все его Африки, Индии, Азии, Южные Америки? А может быть – сравниваем с будущим, которое мы из-за «перестроечных» истерик профукали и передали своими руками Китаю?

Чтобы жить лучше, первый шаг — ценить то, что имеешь. Именно с инвентаризации своих возможностей и преимуществ, своих сильных сторон и элементов превосходства – начинается движение к лучшей жизни.

Не дойдут до финиша люди, проклинающие старт и устроившие вместо соревнования – истерику и юродивое кликушество.

Трезвому, здравому, рациональному уму, необходимому для укрепления всего хорошего и преодоления всякого негатива – как раз и противостоит наша давняя психическая болезнь, мазохистская маниакальная идея, постоянно навязываемая, как «национальная идея»: «плохоживём, и всегда!».

Что «всегда»? Всегда и будем? А где выход?

Запад «заботливо» подсовывает выход: самоубиться. То плохо жили, а то совсем никак.

Истоки у болезни давние. Западный человек формировался в жестокой рыночной конкуренции, которая «слезам не верит». Он в своей зверской борьбе за выживание ни от кого не видел жалости, и ни от кого её не ждал. Века самого чудовищного террора вытравили слезливость и нытьё из «рыночного человека» напрочь.

Они научили пиратов, продолжавших пиратствовать, даже потеряв ноги и руки (подставив протезы и крючья взамен) – что плакса и нытик будет высмеян и сожран.

Бог западного человека – платежеспособность. А это значит, что он из кожи вон лезет, чтобы приукрасить своё положение, каким бы жалким и ужасным оно ни было. Весёлость и бодрость, показуха процветания – это возможность показать партнёрам по рыночному обмену, что ты силён и с тобой можно иметь дело. Хочешь жить – умей хвастаться и выставлять товар лицом. А хвост держать трубой.

Когда без всякой революции и гражданской войны, в 30-е, в США от голода умерло более 7 млн. человек – никто не назвал это «голодомором». Это быстро засыпали песком – как кошка кал в лотке. Умерли – и умерли: они не вписались в рынок. Сами виноваты. Надо быть платежеспособным, надо уметь себя подать и продать!

Полная противоположность этой железной улыбке – генезис русского общинника. Круговая порука приводила к тому, что за нищих подати платили более состоятельные члены общины. И если ты мало плачешь, мало изображаешь из себя убогого – то, скорее всего, на тебя повесят долг соседа.

Русское барство – это не английские лорды, неумолимые, как Дракула. Оно, в основной массе, было сентиментальным. Поплакав, зависимые от бар люди многое могли у них выплакать: и отсрочки по платежам, и разную помощь, о которой писал В. Сологуб: «пала лошадь – барин даст лошадь, пала корова – барин даст корову», и т.п.

М.Горький в «Жизни Клима Самгина» горько сетовал, что типажи народнической литературы – списаны с попрошаек, и русские крестьяне приноравливались к мнению барина, старались говорить так, как барин о них в своих слезливых книжках пишет.

Отсюда невообразимые объёмы жалости, которые производила и производит Россия, и которые она веками обрушивает на неблагодарных соседей, вначале вбухивая в них техники на миллиарды долларов, а потом «прощая» им долги или репарации.

Что же случится, если столкнутся человек, поколениями тренированный в искусстве нытья и манерах прибедняться по всякому случаю – с человеком, который вырос в прямо противоположной среде «кредитоспособности»? А именно то, что и произошло: чудовищная недооценка жизни у плаксы и чудовищная переоценка уровня жизни у бодрого афериста-показушника.

Русский человек рождается и живёт в субкультуре презрения к своему достоянию, к своим возможностям и дарам судьбы. Его с пелёнок убеждают, что его проблемы – немыслимы, неподъёмны и беспрецедентны. Он искренне начинает верить, что в других странах не беды, а мелкие неприятности, ибо «чужую беду руками разведу». С чужими несчастьями и горестями легко расправляться силой воображения, доказывая себе, что они очень лёгкие и ерундовые!

Меня, помню, поразил факт: в 1986 году, когда мы занимались своим тягучим мыслительным онанизмом, разгоняя «перестройку» — в Непале голодное население устроило погром мучных складов. То есть даже не винных, чтобы глаза залить, а тех, где мука лежит! Громили, хватали мешок с мукой, и убегали на подгибавшихся от голода ногах…

А чем мы, русские, в тот же самый год занимались? Вы вспомните, вспомните. Ныли про какие-то свободы, про «гласность».

Но нашему человеку чужие проблемы – не указка! Он туго вызубрил, что есть только один несчастный народ на свете – русский. И только у русского народа – могут быть и мор, и глад, и пожар, и бедствие. И если случилась, к примеру, революция – то ведь, ясен перец, ни у кого и никогда от сотворения мира больше революций-то не было! А всякие там английская, французская – это так, колядки!

А уж если вышла гражданская война – то только у нас. И рабство только у нас было – остальные же сразу родились свободными. И жилищный вопрос испортил только русских – ибо у всех остальных на планете жилья завались! И колбасы-то мы, бедные, меньше всех всегда ели…

Кто ж не знает, что русские всегда голодали?! А другие — никто и никогда. Только русские. Правда, русская кухня самая богатая и чистая в мире, без лягушек, улиток, плесневелых сыров, собак-по корейски, но это ж, вы понимаете, всё от голода! С чего ж ещё богатые национальные кухни могут появится?!

Кто ж не знает, что русские всегда страдали от террора государственной власти?! От репрессий?! Разумеется, кроме русских, от такой бедули никто и никогда не страдал. Лев Толстой, правда, пытался что-то сказать о факте стократного превышения смертных казней во Франции над «проклятым царизмом», но сам же себя интеллигентски одёрнул.

Русское юродство «в нищете и бесправии» — сочетает в себе накалённую православную мечту о лучшем, беспорочном мире, с которой сливаются мужицкое корыстное хитрованство (больше плачешь — больше копеечек подадут) и интеллигентская бесноватость, одержимость неживого ригоризма «всё или ничего».

И.С. Тургеневу показали в Европе содом и гоморру игральных домов-казино. Тургенев невозмутим: а разве наше домашнее картёжное шулерство лучше? То есть порок тайный, запрещённый, кустарный и осуждаемый — не лучше открытого и легального притона! Какую бы кучу г@вна не показали русскому интеллигенту на Западе или на Востоке — он непременно, тургеневским жестом, вытащит доморощенную какашку, и противопоставит, размеров и вони не сравнивая!

Поскольку «плохоживём» — маниакальная идея, имеющая глубокие корни, то спорить с ней разумно – не получится. Если аргумент в нашу пользу – то это «кремлёвская пропаганда». А если в пользу, например, США – то это ни разу не пропаганда и не реклама, а скрижали, спущенные Богом с облака!

Из самоунижения истерического мазохизма – никакого улучшения жизни (пусть даже и действительно плохой) – не выйдет. Из него выходит только унылая эмиграция, которая едет за счастьем через три моря, а потом загадочным образом там… теряется. Потому что – вот ведь неожиданно! – попадает почему-то не в рай, а в водоворот проблем, куда пострашнее нашенских…

Для того, чтобы построить лучшую в мире страну – нужно сперва для себя, психологически, решить, что ты живёшь в лучшей в мире стране. Избитым стало выражение – «мысли материализуются». Они, конечно, материализуются, потому что всё начинается с проекта! Бывают проекты без построек, но не бывает построек без проекта.

Изображать из себя «самых несчастных» на планете, которая, по словам С. Кинга – «злое место, голодное место» — должно стать стыдно. Однако непрекращающаяся десятилетиями истерия «перестройки», густо заквашенная на естественном стремлении человека себя жалеть – довела нас до позорной роли «вечной жертвы», до мифа о «вечной отсталости», о том, что «Россия не Америка» и вот этого всего.

Мы постоянно ноем о своей бедности, которую, по большей части, мы же и выдумываем – не только не видя, но часто и отказываясь смотреть на чудовищные факты бедности в других странах.

Психологически – очень легко понять, КАК это происходит. Своя рубашка ближе к телу, своя боль больнее. Кризис абстрактного мышления у человека (то, что советские писатели называли «мещанством») – доказывает «с абсолютной достоверностью», что уколоть иголкой свой палец – болезненнее, чем отрубленная чужая рука.

Вот я уколол палец иголкой – и почувствовал боль. Факт? Факт! А Ивану на пилораме отняло руку – и я ничего не почувствовал. Факт? Тоже факт! Так кому ж больнее, мне или Ивану?! Я, конечно, ему сочувствую, но ведь факт налицо: его боль неощутима, значит, фигня, а моя боль – вот она!

Не стоит недооценивать советологов-русофобов, они не зря ели свой хлеб на службе иностранных держав. Русского человека они изучили вдоль и поперёк, отыскивая его слабые места. И, конечно, они не могли пройти мимо многовековой русской склонности прибедняться, прямо противоположной западной склонности выпендриваться и «делать пиар»!

Найдя себе в русском теле зацепку – стали раздирать эту трещинку в полноценную, смертоносную рану. В маниакальную идею «плохо-живём-всегда», которая всё дальше и дальше отходила от нормального человеческого стремления жить лучше. И в итоге стала ему противоположной: из средства преодолевать беду – стала смакованием беды, упоением от своего ничтожества… И – как вершина всей антирусской хитрости – средством консервирования русских бед.

Ведь если мы их считаем неодолимыми и вечными – то мы повесили голову и сложили руки. Вместо того, чтобы, засучив рукава, восполнить нехватку колбасы в гастрономах (делов-то на копейку!) – мы увлеклись нытьём о «метафизической вечности» недостатка колбасы, идеями «неодолимости» этого, якобы «врождённого порока» нашей нации.

Навязчивая и маниакальная идея «плохо живём» — вовсе не набат, поднимающий по тревоге, а реквием, погребальный минор для русского народа.

Эта маниакальная идея самоунижения и вываливания всех своих предков в грязи (мол, все они были недоумками и недочеловеками) – в конечном итоге, убивает в русском человека всякую радость бытия, всякий тонус наслаждения жизнью.

Человек, заражённый маникальной идеей «плохо живём» — смеясь, отмахивается от того, что и другим порой несладко приходится. Он легкомысленно (и при этом истерически) кричит «мне бы их проблемы!», по принципу, описанному выше: свою боль чую, чужой и вообразить не могу.

В этом маниакальном состоянии самошельмования человек не может уже радоваться покупкам, праздновать новоселье, ощущать вкус еды, сладость познания мира, красоты природы, счастье созидания, тонус движения. Он всё время одёргивает себя – что и еда не та, и новоселье неправильное, и ждал его слишком долго, и покупки – дрянь, и природа – бардак, и труд бессмысленный, и вообще – «Солнце – е***ый фонарь!».

Человек вбил себе в голову нелепость, что у всех в мире всё есть, все живут в раю, и только он один – пасынок Бога, только на его голову сыплются все шишки истории, только русским свойственно ошибаться – а иностранцам никогда…

Ничто так не мешает выделению, локализации проблем – чем очернение всей жизни в целом. Когда мы всё закрасили чёрной краской безнадёжности – то отдельных проблем на этом фоне в упор не видно, ибо всё – проблема без различения. В «перестройку» окружавшие меня студенты были взвинчены до такого уровня истерической экзальтации, что всерьёз верили, что мы отстали от Африки (ахахахаха), что у нашей страны никто и ничему не может научиться, что мы «отстали навсегда» (а почему ж тогда не оккупированы?), и наша жизнь – ад, причём единственный на планете…

Это безумие опрокинуло очень перспективную советскую цивилизацию, с одержимостью вцепившись в её недостатки (а у кого их нет?) — и намертво игнорируя все её достижения, хотя достижения буквально криком о себе кричали.

Да, жизнь неотделима от боли. Да, в ней есть проблемы. Но, во-первых, они есть у всех. А, во-вторых, они есть и будут всегда. И, опять же, у всех. И если человек этого не понимает, то горе, горе ему, не жилец он на белом свете! Он бессилен отстоять свою Землю перед лицом врага, агрессора, и реальные недочёты в работе системы исправить бессилен. Ведь он не видит ям и колдобин – вбив в себе в голову, что вся его жизнь безнадёжная яма и колдобина!

Конечно же, старинный, генетический комплекс русских о «плохо живём» — расчёсывали и растравливали очень злые внешние агрессивные силы. Но давайте будет честны, корень он имеет в нашей собственной исторической анатомии!

Знаете, когда человек перестаёт плакать и звать на помощь? Психологи изучали поведение детей, и не дадут соврать на этот счёт: когда человек понимает, что никто не слышит его, и не спешит на помощь. Это и есть процесс взросления – когда понимаешь, что твои вопли о помощи привлекут только хищников и врагов, а не добрых папу с мамой.

Слезливость ребёнка прямо зависит от уверенности в близкой и скорой помощи «старших». Вопль «мы плохо живем» — адресован к кому-то, кто должен прибежать и быстренько нам всё улучшить. Англичан от таких воплей отучили уже в эпоху «огораживаний». Англичане в наши дни десятками тысяч замерзают насмерть, экономя на отоплении домов – но воплей оттуда не слышно. Там всем пофиг, и жертва холода знает, что всем пофиг. И молчит, потому что ей генетически вбили в голову: «если ты замерзаешь, то это только твоя проблема!». Станешь орать – на звуки прибежит лорд-упырь, и добьёт тебя быстрее холода…

Как только ребёнок вполне осознал, что все его рыдания и призывы его пожалеть – мимо кассы, он прекращает и рыдать и жаловаться. Но русское общество – в отличие от английского, немецкого, вообще западного – очень сердобольное, и потому субкультура воплей о бедствиях в нём необычайной развита.

Вы только на секунду задумайтесь об изнанке европейского колониализма! Нас учили жалости к жертвам колонизаторах, но задумывались ли мы в школе, откуда берутся колонизаторы?

Разве человек от хорошей жизни покинет свой дом и отечество? Поплывёт ли он от хорошей жизни на другой край земли, питаясь тухлой водой и солониной, годами без женского общества (что, между прочим, и развивало в английских мореплавателях гомосексуализм).

А там, на другом конце земли, этот человек вступает в бой с туземцами, которые числом его превосходят! За этого человека, взращенного на тухлой воде корабельных бочек и примитивных консервах из трюма – некому заступиться. Если толпа чёрных или жёлтых его убьёт – так тому и быть. Ни суда, ни следствия, ни разбирательства. Или ты их – или они тебя.

И ведь никому не нравится голодный и злой гомосек, вломившийся в дом через морское «окно» с грабительскими целями… И их били и убивали — а они всё лезли и лезли.

Они плакали? Нет. На Родине их ничто не ждало. Они покупали билет в один конец – так появились и Канада, и США, и Австралия… Они молча, без слёз, убивали, и так же молча умирали. Они продолжали драться, теряя руки, ноги и глаза. Потому что они, англосаксы, были представителями самого жестокого и бессердечного в истории сообщества людей, куда более свирепого, чем даже легендарная Спарта! Хочешь жить – дерись и грабь. Не хочешь драться – не живи.

И вы хотите сказать, что наша историческая судьба с помещиками Обломовыми, с реками, кишащими рыбой, с небесами, где утки да гуси закрывали солнце, пролетая над охотниками, с лесами, полными грибов, орехов и ягод – хуже и страшнее английской?!

Наша историческая судьба, конечно, не была раем, и сейчас далеко не рай. В ней всегда найдёшь и жестокости, и глупости, и безобразия, и, разумеется, нехватки! Но русский мужик веками собирал грибы (например) – а его английский «коллега» и за хворостом в лес зайти не смел: всюду частная собственность, егеря пристрелят, и по английскому закону правы будут!

Сегодня не могу скрыть своего уважения к англосаксам. Они, очевидным образом, умирают и разлагаются. Байденовщина – уже признак агонии, и вместе с тем трупного окоченения. Их Детройт, когда-то город их моторов, лежит в руинах. Под каждым мостом – целый городок бездомных американцев. Их самолёты падают иной раз по пять штук за неделю, их ледоколы сгнили, и не могут выйти в Арктику…

Но и умирая, англосаксы, в силу своего железного характера – продолжают драться и атаковать. Прямо как у В. Высоцкого:

И видел он, что капитан молчал
Не пробуя сдержать кровавой свары,
И ран глубоких он не замечал,
И наносил ответные удары!

Даже умирая, английский мир продолжает наносить удары агрессии, твёрдо усвоив пиратское: «или ты – или тебя». Вот хук Боливии, а вот апперкот Молдавии… Вот нокаут для Украины… Снова и снова – в атаку, в атаку, в атаку!

Англосакса-боксёра шатает из стороны в сторону, его глаза заволокла кровавая пелена, у него явно сотрясение мозга – раз такое, как байденовщина, стало возможным. Но собрав остатки сил, этот боксёр идёт в атаку – и ещё умудряется скалить улыбку на камеру!

Англосакс знает туго: жалости в мире нет, снисхождения в мире нет, а побеждённым – горе. И ещё: победа, если добьёшься её – всё покроет и всё спишет. Победителей не судят.

Наше народное низкопоклонство перед показушниками и очковтирателями, всю свою статистику выстроившими на приписках и подлогах, выдающих своё кредитное рабство за свою собственность, а свои съёмные квартиры – за собственные (а неотапливаемые помещения – за «жилплощадь») – никак не уймётся, разгулявшись в конце 80-х.

Англосакс (и немец, и француз) – со времён «огораживаний» твёрдо знает, что есть только одна логика: логика борьбы и победы. Они твёрдо знают, что есть только логика собранности и мобилизации, молчаливого напряжения всех сил и резервов. Они твёрдо знают, что нытьё побирушки – путь в никуда, и самое страшное наказание в жизни человек получает за слабость, если проявил слабость.

А мы этого, боюсь, доселе не поняли. Наш мужик доселе, как и при Горьком, играет «народного типажа», бесстыдно оголяя свою обездоленность, будто достоинство, и уповая, что «барин пожалеет, счета мои оплатит».

Логика окружающего мира – охотничья, а не монашеская.

Если ты слаб – тебя убьют. И съедят.

Не хочешь быть убитым и сожранным – никогда не показывай своей слабости.

Лев Толстой начинает свою бессмертную эпопею с Аустерлица – потому что ему, видите ли, «неудобно» начать с русского триумфа (он сам так написал в письмах и дневниках). В итоге имеем блистательное по силе и выразительности описание Аустерлица, но где такое же, хотя бы близкое по силе отражения, описание казаков в Париже?

Всё почему? Потому что мы «плохо живём» и это «всем известно». Русскому мальчику это льют в уши, причём с благими намерениями – с самого детского сада. Чтобы не зазнавался, раз, и чтобы был готов к суровой жизни – два.

«Мы не рождены побеждать». Правда, в истории только и делали, что побеждали самых сильных врагов, но это – либо случайность, суровость русской зимы, либо «трупами завалили». А так, вообще – «побеждать не рождены».

Если английский пиар веками прёт против реальности в сторону её бесстыдного приукрашивания – то наш народный антипиар веками прёт в обратную сторону.

Кто ж не слышал, что «английский трудящийся в XIX веке получал в 3-4 раза больше, чем русский»? Все это повторяют, и я повторял, как попугай – пока не задумался: ребята, а кто, и главное, как это смог подсчитать, в XIX-м то веке?

В России господствует на 90% натуральное хозяйство, его же хрен учтёшь! Англичане что — приставили работника статистики к каждому русскому грибнику, охотнику, рыбаку, и к каждому хлеборобу? С другой стороны, если почитаешь хотя бы Энгельса, о положении рабочего класса в Англии – то понимаешь, что жить в 3-4 раза хуже этого просто невозможно физически!

Тогда откуда это взялось? Да просто им так было нужно изобразить, и они так изобразили. Кто их там, тем более в XIX веке, проверять-то будет? Их и сейчас никто не удосуживается проверить, когда они рисуют ВВП США в три (!) раза больше реального…

Если бы мы хоть немножко поучились бы у англосаксов, то усвоили бы истину, написанную кровью в горниле рыночной экономики: никто не живёт ни хорошо, ни плохо. Каждый живёт, как может, как у него получается. Или умирает – если не получается.

Чего бы тебе не хватало – надо сделать три вещи:

— Начать это делать
— Беречь достигнутое в делании
— Следить, чтобы не спёрли и не разрушили.

И оно появится. Не сразу – ведь скатерть-самобранка по щучьему велению только в сказках. Но появится. Если ты его сделаешь, сбережёшь и защитишь.

Никто за тебя твои блага делать, беречь и защищать не будет. В истории этим занимались, обычно, русские – то есть ратовали за чужое благо. Но ты сам русский, стало быть, к тебе эта надежда не относится. Никакой другой народ для других не живёт, и думает только о себе.

А плакать бесполезно. Как мы сейчас плачем – что нас все обманули. Демократы обманули нас тем, что обещали народовластие, а сделали растащиловку народного добра. НАТО нас обмануло, обещая не двигаться на Восток, и двинувшись туда почти до Петербурга. Запад нас обманул, обещав соблюдать правовые нормы, и злостно, цинично их не соблюдая на практике.

И у всех